Вольная птица - Страница 32


К оглавлению

32

Дасти появилась из ванной комнаты, одетая в безразмерную майку с короткими рукавами.

— Ты ждал меня? Нужно было сказать, я бы поторопилась.

— Никакой спешки. — Он присмотрелся к ней, никаких следов слез — глаза у нее были ясные, хоть и тусклые.

— Со мной все в порядке, Мигель, — сказала она со слабой улыбкой. — Тебе незачем суетиться со мной, словно наседке. Я разочарована в том, что сержант прекратил поиски, но это не значит, что и я отказываюсь от них.

— Может, стоило бы, — тихо произнес он, но Дасти услышала. Ее глаза расширились, и она с шумом втянула в себя воздух. Он поднялся с постели и приблизился к ней. Она не отступила, но вся напряглась, как бы предостерегая его не трогать ее. Высоко подняв подбородок, она гневно сверкнула глазами.

— И ты туда же? Ты считаешь, мне следует отказаться от поисков?

Мигель со вздохом провел рукой по своим волосам и попытался говорить благоразумным тоном:

— Что можешь сделать ты, чего не сделали пятьдесят человек и вертолет в придачу?

— Что-нибудь придумаю, — возразила она, опустив глаза, и он понял, что она и понятия не имеет, что делать.

— Отдохни несколько дней, — настаивал он. — Завтра мы можем выспаться, потом поехать на моей машине в пустыню. В это время там стоит отличная погода. Мы опустим верх кабриолета, будем впитывать в себя солнце и позволим ветру растрепать наши волосы. — Она все еще не смотрела на него, но прислушивалась к его словам, и это его приободрило. — Найдем уединенное местечко и устроим пикник, разденемся и будем загорать голенькими. Тебе это пойдет на пользу, Дасти, уверен.

Она подняла глаза и посмотрела на него с печалью.

— Я подумаю об этом. — Она наклонилась и нежно поцеловала его, потом забралась в постель.

Мигель торопливо принял душ, но когда вернулся в спальню, она уже спала. Он лег рядом с ней и нежно поцеловал ее в щеку. Завтра, молча пообещал он, начнется твое излечение.

Мигель не знал, что его разбудило, но тут же понял, что Дасти нет рядом с ним. Он резко сел в постели, когда она вышла из ванной комнаты. Лучи утреннего солнца проникали сквозь плотные шторы на окне, и он увидел, что она одета.

— Что это ты делаешь?

— Ты проснулся? — Она остановилась в двери спальни.

— Еще как, — проворчал он, откидывая одеяло. — Куда ты собралась, черт побери? — Он встал с постели и заслонил дверь спальни.

— В лагерь отца. Я что-то там не досмотрела.

— И хотела улизнуть, неизвестив меня?

— Я собиралась оставить тебе записку.

— Записку! — Мигель почувствовал, как его руки непроизвольно сжались в кулаки. Он повернулся и врезал кулаком по двери. — А ты не подумала, что я буду волноваться?

— Я могу позаботиться о себе сама. И тебе незачем волноваться. Наоборот, я хотела дать тебе выспаться.

Честное недоумение в ее голосе разъярило его еще больше.

— Я буду волноваться, потому что люблю тебя! — прокричал он, поворачиваясь к ней лицом. — И не хочу, чтобы с тобой случилось то, что могло случиться с твоим отцом. Ты и про него говорила, что он умеет постоять за себя, а он числится пропавшим уже более месяца!

Его вспышка повергла ее в молчание. Он не мог разглядеть черты ее лица в сумеречном свете, а единственным звуком в комнате было его собственное прерывистое дыхание.

— Как ты думаешь, что я говорил тебе, когда мы предавались любви? — спросил Мигель, не в силах вынести тишину. — Yo te quiero, уо tea mo! — Я хочу тебя, я люблю тебя! Я не говорил этих слов ни одной женщине. Я говорил их тебе на испанском, поскольку не осмеливался сказать на английском.

Он сделал паузу, молясь про себя, чтобы она потянулась к нему, заверила его в ответной любви. Но она стояла перед ним совершенно неподвижно.

— Я надеялся, что ты спросишь меня, но ты этого не сделала, — добавил он и подождал опять, но она молчала и не шевелилась. — Скажи же что-нибудь, пожалуйста.

— Я... — начала она, но ее голос задрожал, и ей пришлось сделать глубокий вдох. — Я не знаю, что и сказать, Мигель. — Нерешительно сделав несколько шагов, она присела на постель.

— Например: «Я люблю тебя тоже», — подсказал он, садясь рядом с ней и обнимая ее одной рукой.

Дасти подняла ему навстречу свое лицо. Ее глаза были огромны, но в них не было радости, которую он ожидал увидеть. Он увидел в них неуверенность и замешательство.

— Не уверена, знаю ли я, что такое любовь между мужчиной и женщиной, — прошептала она. — Я знаю, что ты мне дорог, Мигель, это точно. — Она помолчала, прося взглядом поверить ей. — Но сейчас я могу думать только об отце. Я должна поехать туда еще раз, и поехать одна.

Мигель затряс головой, не осмеливаясь говорить. Он наконец нашел женщину, которую мог полюбить на всю жизнь, а она призналась лишь в том, что он ей дорог. Впервые он понял, как чувствовали себя женщины, которые клялись ему в своей любви. Он тоже говорил им, что они ему дороги. Ирония всего этого вызвала у него болезненную гримасу.

Мона была права, когда предупреждала его, что на этот раз пострадавшим может оказаться он. Неуклюже двигаясь, он убрал свою руку, встал и повернулся к ней спиной.

— Со мной все будет в порядке, — сказала она. — Пожалуйста, не волнуйся обо мне. Я возьму с собой Коди.

— О, прекрасно! Он очень помог твоему отцу.

Мигель услышал, как она нервно втянула в себя воздух. Он знал, что его сарказм ранил ее, но ему было уже наплевать на это. Скрип кровати подсказал ему, что она встала, но шагов к двери он не услышал.

— Мигель. — Ее голос был мягок, умоляющ.

Он отошел к окну.

— Уезжай, — сипло произнес он, с силой раздергивая в стороны шторы. — Делай, что считаешь нужным.

32